Забилось сердце, в горле комом стон
Нет дела мне до прочего чего-то.
Я думал, что всё это только сон,
Я видел Каму с птичьего полёта!
Я пробирался цепью проводов
Я залезал по чердакам и крышам,
Я чтоб её увидеть был готов
Залезть на небеса, а может выше!
Раскинул руки, зубы сводит дрожь,
Стою над ней, душевной наготою
Уж слишком на безумца я похож
Наедине с моей родимою рекою.
Архив за месяц: Июль 2010
Тёмных улиц проталины тёплые…
Тёмных улиц проталины тёплые…
Мы в закатный растянутый свет
Кулаками по клавишам хлопали,
Рассыпая звучанье монет.
Лимонадными кислыми каплями,
Как сирени клокочущий сок,
Возрождались октавы и падали
В опьянелый, хмельной водосток.
И клонились молитвенно головы,
Грохотал, надрываясь, рояль…
Серых глаз воспаленное олово
Превращалось в горячую сталь.
И опять – замирающе – солоно
С белых яблонь летят лепестки,
Окунаясь в кипучее золото
Неизбывной и первой тоски.
Я буду…
Я буду здесь, пока в открытом взгляде
Смогу прочесть, что это всё не зря,
В ответ себя без устали даря
И не мечтая об иной награде.
Я буду жить, пока чуть-чуть теплее
От этого кому-то, лишь одним
Подобным осознанием храним,
В ответ ни сил, ни света не жалея.
До той поры неведомой, покуда
Быть нужным — вот спасение от бед,
Не отступая ни на шаг в ответ,
Я буду здесь, я буду жить, я… буду!
Напутствие
Пока живёшь, тебя не ждут
Ни лавры, ни признанье света,
Твои стихи не нарекут
Твореньем знатного поэта.
Недобро скажут – графоман!
Рифмует жизненную прозу,
Наводит воду и туман,
Саднит, как острая заноза.
А ты, над новою строкой,
Как будто ласковый родитель;
С улыбкой, с доброю душой
Зовёшь в родимую обитель.
Над каждой рифмою дрожишь,
Предавшись мукам вдохновенья.
Ты не рифмуешь! Ты – творишь,
И не стишки – стихотворенья!
Я помню, тени призрачно молчали…
Я помню, тени призрачно молчали
И потухал на небосводе день
И от бездумной нежности, печалью
Покрылась моя сумрачная Пермь.
Насупилась, чуть сдвинув крыши-брови,
Гул утихал – пора ей засыпать,
Пора ей стать безжалостней, суровей
Но тут… начнёт глазами вдруг играть.
Зажжёт их все! И больше не осталось
Как будто ничего в слепой ночи,
Помимо глаз ей, в которых отражалось
Как мы тенями призрачно молчим.
С вызовом…
Слишком тихо – поём,
Слишком быстро – падаем…
Не свечой, не огнём, —
Возрождаюсь – пламенем.
Этот стих, этот зверь,
Накалился искрами,
Если сможешь – измерь
Всю мою неистовость!
Если сможешь – дразни
Душу тонкострунную,
Если сможешь – возьми,
Дерзкую, безумную!
Под привычной бронёй
Горечи и гордости
Разрываюсь борьбой
Вольности и совести.
Ни огнём, ни мечом
Нам не выжечь – слабости!
Слишком тихо – поём,
Слишком быстро – падаем…
Прохожий
Меж друг на друга похожих
Вечно спешивших прохожих
Брёл одиноко я тоже,
Снегу подставив лицо.
Падал он, белый и липкий,
Вдруг под касанием зыбким
Чьей-то случайной улыбки
Мыслей разжалось кольцо.
Нужно-то — мелкая кроха,
Чтобы понять: всё неплохо,
Новым приветствуя вдохом
Города серый излом.
И ничего нет дороже:
Просто почувствовать кожей,
Как незнакомый прохожий
Делится щедро теплом.
Проза жизни
На остановке, у киоска,
Где ожидающих толпа,
Неторопливо и неброско
Голубка бродит у столба.
То семечку найдёт, то крошку,
То из ручья водичку пьёт.
Ребёнок, маленькой ладошкой,
Голубке пряник подаёт.
Да ей и пряника не надо,
Покуда друга рядом нет.
Печально ищет птичьим взглядом,
Прозрачный голубиный след.
А он, милуется с соседкой,
Грудь, выгибая колесом.
Не плачь, голубка! Ты ж не в клетке,
Найдёшь сочувствие в другом…
Вода…
Вода… Она всё помнит и всё слышит
Я верю в это свято до сих пор
Когда старушку Каму снова вижу,
Когда ловлю её холодный взор.
Она глядит немного горделиво,
Не зря так благородно названа,
Величество в приливах и отливах
И в том, как отражается луна
И не пугает Каму нашу старость,
В её журчанье наши имена,
Как будто знает, сколько нам осталось
Всезнающая вечная волна.
Не бейте
Не умею бить – упавшего,
Не смогу проклясть – страдавшего,
Не ударю ниже пояса,
Руку дам – он встать готовится!
Но кляну вас, не упавшие,
Ввек от боли не кричавшие,
Кто вы? Ангелы невинные
С сводами законов длинными?
Вы не падали – не знаете,
Как лежать зимой на паперти,
Ваши чинные, не дерзкие
Мысли раболепно – светские!
Нет, не смейте бить – упавшего,
Не кляните – отстрадавшего,
Кто мы, чтоб судить за горести?
Это право – только совести.