Болдинская осень!
Зори листопада.
Золото и проседь –
Музы у лампады.

Пьян от вдохновенья,
Мудрости посланья…
Строки не тускнеют –
Пушкинские дани.

Можно и поверить
В мирные вечери…
Стёр нещадно веер
Вазу различений.

Дорогою жизни, дорогою смертной
Возили хлеба да по Ладоге этой.
Седой Ленинград…уж повыбиты стёкла.
Кисель не сварить: лебеда ведь засохла.
В конце декабря уменьшаются тонны.
И черный, тягучий кирпич – точно стоны
Блокадного города, сильного духом.
Ночные бомбежки разносятся глухо
По желтым блокнотам, листовкам и венам.
А нынче упорству и стойкости, верно,
Мы диву даемся. О, питерский облик!
Воскресшей весне ты навек уподоблен.

Ржаное рязанское поле
Любимо Есенину, мило.
Знакомы речные затоны
Ему, васильки на равнинах.

Глаза у него – лазуриты.
Чудесное видел в природе:
Звезда вдруг поспела, что слива;
Не ива – монашка угодий.

Не стынет рязанское поле,
Дотла его душу пронзило.
Россия рябиной невольной
Воспета поэтом, хранима.

художник — В. Горбушин

Луч солнца рисует на толстом стекле
Тугую окружность радуги…
И капля за каплей смолу на сосне
В янтарь с кракелюром стягивает…
И гнёзда узлами на ветвях завязывает
Для звёзд, распрощавшихся с небом…
И сумрак украден, и он мне – как названный,
И утром с последним снегом
Достигнет поры, обретёт все права,
И вновь – расцветать полям!..
И верить мечтам, и словам, но сперва –
Свободу дарить дождям!..

Моему дедушке,
герою Советского Союза
Васькину Фролу Васильевичу
посвящается…

I
Март сорок пятого. Война…
Всего три шага до Берлина.
А в Коми округе  – весна…
Холодный ветер гонит в спину.
Под вечер подошли к реке.
Мерцает Одер под луною.
Вот так в Уральском уголке
Играет Камушка волною…
Форсировать! Ни шаг назад!
Повсюду огневые точки.
Не дремлет немца страшный взгляд.
Но надо плыть. Домой три строчки…
Из брёвен сколотили плот
Под пологом бессонной ночи.
Один бесценный пулемёт…
Поплыли! Свет. Прожектор. Точка…
Держись! До смерти — два шага,
До берега — совсем немного.
Кипит вода. Разрыв. Чека…
Кто чёрта вспомнит, кто про Бога.
Добрались. Рукопашный бой…
Фашисты схватку проиграли.
Солдат российский, ты — герой,
Так что ж душа твоя в печали?
Не все доплыли до конца,
Не все дожили до победы.
Здесь кто-то потерял отца,
А кто-то не дождался деда.
Но ты дошёл… Сквозь сотни жал
В геройском звании вернулся.
Чтоб лес шумел, овёс дрожал,
Восход над Камою проснулся;
России мирно жизнь текла,
Чтоб в этом мире — я жила…

II

Укромный деда уголок,
Подполье… Взрослые игрушки:
Столярный старенький станок,
Тиски, рубанки, море стружки…

Всё это было, как вчера,
Когда вдвоём, на пару с дедом,
Мы проводили вечера
В сыром подполье жарким летом.
Сверлил, строгал он и пилил,
А я, беспечная девчушка,
Вдыхала древесины пыль,
Кораблик строила из стружки.
Ну, а на ужин хлебный квас,
Да редька с чёрною горбушкой.
Прищур родных лукавых глаз,
Улыбка добрая за кружкой.
И горечь… Память о войне.
А я, наивная, не знала,
Как в чужедальней стороне
Он гнал фашистов с пьедестала.
Как мёрз в окопах ледяных,
Громил врага за пулемётом.
За мир, спокойствие родных,
За жизнь, Россию, за свободу!..

Подполье… Сырости глоток,
Да сладкий запах влажной стружки…
Дожить до правнуков не смог,
Но живы все его игрушки…

Время ходит к этапу с этапа,
И не раз ещё сменится власть.
Дочка спросит: «Ты помнишь ли, папа,
Год, когда я на свет родилась?»
Год, когда позабыты уроки,
Что учили мы все наизусть,
Беспощадный, нелепый, жестокий.
«Проходили уже? – Ну и пусть!»
Как не помнить? Страницею смерти
Он в анналы войдёт навсегда,
Кем-то порван на «верьте – не верьте».
Станешь правду искать, и тогда
Я возьму тебя в город на Волге
(Ты узнаешь потом, для чего).
Путь покажется трудным и долгим –
Потерпи, это стоит того.
Видишь тополь, листвою увитый?
Не согнувшись от вражеских зол,
В день, решивший историю битвы,
Словно символ Победы, зацвёл.
С замирающим сердцем к истоку
Волгоградцы идут каждый год:
Вопреки отведённому сроку,
Он, как прежде, растёт и живёт.
Мера есть лишь одна, не иная –
Мера жизни, где правда, где ложь.
Ты молчишь, тихо смотришь, но знаю:
Ты поймёшь, непременно поймёшь.
В этом взгляде, прозрачном и чистом,
Бьётся память, что выше наград.
Всем на свете тиранам, фашистам
Будет карою свой Сталинград…

Солнце поднималось на Урале –
Великаны просекой шагали.
Шли они рябиновою былью,
Шли росою, лесом, снежной пылью.
Шли, даря мышления плодами,
Словно лето пахаря хлебами.
Через реки пролегли мостами,
Воспевая трудовое знамя.
Что кому: осина, облепиха,
Талова, Мулянка, Егошиха.
Но для всех кипящие мартены,
Чувства, не терпевшие измены.
Царственна осанистая Кама –
Великанам, как вторая мама,
Что лечила, грела, вдохновляла
И достойной меркой измеряла.
О любви и горькой и ответной,
Доброй, буреносной, незаметной,
Всевозможных красок и созвучий
Пели, как про луч в лесу дремучем…
Солнце опускалось на Урале –
Великаны по шоссе шагали.
Радостью, познаньями, трудами
Великаны поделились с нами.

Картина М.Ю. Лермонтова «Вид Крестовой горы»

Усталый бродит офицер
Среди седых висков Кавказа.
Он взят ротмистром на прицел,
Но сбережён, пока, от сглаза.
В очах пронзительных рассвет,
Дрожит слеза воспоминанья.
Он знал любви священный свет
И им спасён от увяданья…
Стихами душу наполняя,
Горит вечерняя звезда.
Его не сдержит власть людская!
Нет! Не умрёт Он никогда!

художник — В. Горбушин

Заботами увешанные плечи,
С утра до ночи беспокойный бег.
Резонно замечание – беспечен
Едва ли современный человек.
Согласен, наблюдаем ускоренье
Часов, прощаний, торопливых встреч,
Но тормозит нелепое движенье,
Снимая ношу с онемевших плеч,
Возникшее нежданно пониманье,
Запомненное раз и навсегда,
Какие не настали б испытанья,
Какая не наметилась беда –
Отныне старосказочный волшебник,
Весёлый, добродушный великан,
Столь жадно раскрываемый учебник,
Где мир в первооснове будет дан…
Лелеет взглядом трепетно и чутко,
Ловя дыхание, волнующее ночь,
Что источает светлая малютка –
В кроватке убаюканная дочь.

памяти кинорежиссёра
Леонида Нечаева

Как только гаснет солнца лучик,
Часов чуть слышен мерный стук,
Я достаю заветный ключик
И открываю свой сундук.
Как будто отданный в наследство,
Добром спасённый от огня,
Он в милое смешное детство
Хотя б на миг вернёт меня.
Вдали от суетного крика
Предельно истины просты:
У куклы юного Патрика
Я нахожу свои черты.
Без звона золотой монетки,
Без заклинаний, на глазах
Вдруг оживут марионетки,
Сюжет забытый показав.
Свежа, как прежде, и не смята,
В ладонях роза задрожит.
Так часто нежным ароматом
Она спасала нас от лжи.
Она была совсем сухая,
А у Марселлы ожила…
Полночный город, затихая,
Забыл тревожные дела…

Вновь чудо сложено в коробки.
Душа прозрачна и чиста.
По крышке водят пальцы робко,
«Не покидай», — твердят уста.
«Всё то, что дорого и свято,
Не дай обманом подменить.
Пусть крепко держит, как когда-то,
Надежды тоненькая нить.
Всему, что ложно и неясно,
Не дай попасться на крючок.
Пусть не остынет, не погаснет
Очаг. Храни его, сверчок!»…

А в колыбели спит дочурка
Счастливой самой из принцесс –
То глубоко, то очень чутко.
Во сне увидит край небес,
Где, выше, чем леса и горы,
Улыбкой светится звезда –
Душа волшебника, который
Нам дарит сказку. Навсегда.