Болдинская осень!
Зори листопада.
Золото и проседь –
Музы у лампады.

Пьян от вдохновенья,
Мудрости посланья…
Строки не тускнеют –
Пушкинские дани.

Можно и поверить
В мирные вечери…
Стёр нещадно веер
Вазу различений.

Дорогою жизни, дорогою смертной
Возили хлеба да по Ладоге этой.
Седой Ленинград…уж повыбиты стёкла.
Кисель не сварить: лебеда ведь засохла.
В конце декабря уменьшаются тонны.
И черный, тягучий кирпич – точно стоны
Блокадного города, сильного духом.
Ночные бомбежки разносятся глухо
По желтым блокнотам, листовкам и венам.
А нынче упорству и стойкости, верно,
Мы диву даемся. О, питерский облик!
Воскресшей весне ты навек уподоблен.

Ржаное рязанское поле
Любимо Есенину, мило.
Знакомы речные затоны
Ему, васильки на равнинах.

Глаза у него – лазуриты.
Чудесное видел в природе:
Звезда вдруг поспела, что слива;
Не ива – монашка угодий.

Не стынет рязанское поле,
Дотла его душу пронзило.
Россия рябиной невольной
Воспета поэтом, хранима.